Проект создан при поддержке
Российского гуманитарного
научного фонда (грант 12-04-12003 в.)
Система Orphus

Том XIII. Полное собрание сочинений в 15 томах

Источник: Чернышевский Н. Г. Великодушный муж // Чернышевский Н. Г. Полное собрание сочинений : В 15 т. М. : Государственное издательство художественной литературы, 1949. Т. 13. С. 550–567.


ВЕЛИКОДУШНЫЙ МУЖ

Комедия в двух действиях

ЛИЦА:

Логин Герасимович Кайданов, богатый человек, 55 лет.

Наталья Богдановна, его жена, 25 лет.

Аркадий Тимофеевич Полянский, человек живущий своим трудом, 28 лет.

Прохор Маркелыч Востронюхов, отставной буфетчик, хозяин квартиры, нанимаемой Полянским, 50 лет.

Глаша, дочь Востронюхова, 18 лет.

Вукол Пантелеич Праведнов, письмоводитель у квартального и жених Глашеньки 25 лет.

Действие в Петербурге.

Сцена представляет чистую комнату квартиры Полянского. Налево дверь в

комнату, которая служит ему спальною и в то же время кабинетом. Вечер.

На столе одна свеча.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ 1

Полянский, потом Востронюхов.

Полянский ходит по комнате, опустив голову, становится к окну, перебирает пальцами по стеклу, опять ходит, садится и закрывает лицо руками. Между тем входит Востронюхов, останавливается у двери, потом кашляет.

Востронюхов (кашляет). Кхе, кхе.

Полянский (встрепенувшись, встает и идет к нему).

Востронюхов. Прошу извинения, что помешал. Вы изво­лили сказать, Аркадий Тимофеевич, чтобы я пришел, как воро­чусь.

Полянский. Да, Прохор Маркелыч. Нам надобно рассчи­таться. Завтра поутру я уезжаю из вашего прекрасного Петер­бурга,

550


Востронюхов. На то ваша воля, Аркадий Тимофеевич. Мы удерживать не можем, хотя огорчительно терять такого жильца.

Полянский. За квартиру заплачено вперед до первого числа.

Востронюхов. Точно так-с.

Полянский. За стол и прислугу, — ныне 8 число, — ну, пусть идет за половину месяца (вынимает бумажник), от двадцати рублей половина десять, — вот извольте (подает десятирублевую бумажку) таким образом счеты наши кон­чены.

Востронюхов (берет). Покорно благодарим, Аркадий Тимофеевич (мнется), только извините меня, Аркадий Тимо­феевич, для меня это несколько обидно как будто бы-с.

Полянский (с легкой насмешкой). Как же обидно? — Когда я дал вам больше, нежели следует?

Востронюхов. Это точно так-с, Аркадий Тимофеевич; а все же как будто несколько обидно. Не будет ли вашей милости заплатить за стол хотя бы до первого числа?

Полянский (качнув головою). Ну, пожалуй (подает де­сять рублей).

Востронюхов (берет). Покорно благодарим-с, Аркадий Тимофеевич (со вздохом глубокого убеждения) — тем больше я понимаю это, Аркадий Тимофеевич, как знаю, что деньги-то вам тоже не даром приходят, а трудовые. Если бы не такие мои об­стоятельства, то даже и не решился бы.

Полянский. Какие же ваши обстоятельства? Кажется, вы имеете деньги.

Востронюхов. Что мог приобрести, приобретал, Аркадий Тимофеевич. Не могу роптать на бога. Но тоже и дети, Аркадий Тимофеевич. Глашеньку отдаю замуж. Расходы-с. Жених-то еще только начинает оперяться. Нельзя, надобно поддержать на пер­вый раз. Определил его на должность, — это сколько стоило-с (вздыхает). Совсем отощал карманом, Аркадий Тимофеевич. Вот на-днях свадьба, надобно снаряжать девушку под венец, — а где деньги? (Вздыхает).

Полянский (улыбается). Вполне снарядить вашу дочь под венец не могу. Но вот вам, пожалуй, на перчатки ей (дает пять рублей).

Востронюхов. Покорно благодарим, Аркадий Тимофе­евич.

Полянский (ходит по комнате. Через несколько времени замечает, что Востронюхов еще не ушел, улыбается. Опять хо­дит. Останавливается перед Воcтронюховым). Так ваша дочь вы­ходит не за старика?

Востронюхов. За молодого человека, Аркадий Тимо­феевич,

551


Полянский (с горькою насмешкою). Ваша дочь делает дурно. Лучше бы за старика, за богатого, разумеется, гораздо бы лучше.

Востронюхов (понимая шутку). Нет, Аркадий Тимо­феевич, это последнее дело.

Полянский. Вы так полагаете? А я думаю иначе.

Востронюхов. Если кому лучше жить со старым мужем в богатстве, нежели с ровным себе, которого можно любить, хотя бы и без большого богатства, у такой, извините меня, Аркадий Тимофеевич, самая низкая душа.

Полянский. Вы слишком грубо судите, Прохор Марке- лыч. В нашем образованном, порядочном, благородном обществе нельзя судить так невежественно. Женщина, для которой деньги дороже всего — умная женщина, Прохор Маркелыч (ходит).

Востронюхов. Нет-с, мы с женою и с детьми, слава богу, не такие образованные, Аркадий Тимофеевич. Глашенька выхо­дит потому, что человек нравится ей. Мы с женою соглашаемся потому, что знаем: в этом счастье, Аркадий Тимофеевич, во взаимном расположении. А что беден, так бог не без милости: был бы человек с рассуждением, то и не останется без куска хлеба. И будут жить. И надеемся, Аркадий Тимофеевич, будут. Молодой человек, не успел еще стать на ноги, приобрести, потому и не имеет. А бог даст, и приобретет. Как не приобрести? Был бы ум! А умом его бог не обидел. И дело знает. Не по летам знает. Деловой человек, это можно сказать, — умный человек! О, умен! Ума палата! Я вот сам, слава богу, не пожалуюсь на моего созда­теля, чтобы дураком родился, и притом сколько же свету видел на моем веку! Но перед Вуколом Пантелеичем — пас. Далеко пойдет! Не позволите ли, Аркадий Тимофеевич, привести его, сделать ему честь вашего знакомства?

Полянский (продолжает ходить, не слушая, останавли­вается после некоторой паузы и быстро спрашивает). Что?

Востронюхов. Просил о позволении привести Вукола Пантелеича, Аркадий Тимофеевич, чтобы удостоить его чести вашего знакомства. Он теперь сидит у нас.

Полянский. Какого Вукола Пантелеича?

Востронюхов. Нареченного моего зятя, Аркадий Тимо­феевич.

Полянский. А! Нет, Прохор Маркелыч: зачем же ему знакомиться со мною, когда я завтра уезжаю?

Востронюхов. Это большого ума человек, Аркадий Ти­мофеевич. Я сам не могу пожаловаться на бога, чтобы родился дураком, — и не мало видел на своем веку, — недаром прожил на свете пятьдесят лет, двадцать лет буфетчиком был у Ивана Ива­ныча Излера, могу сказать: знаю людей, понимаю жизнь, а не стыжусь признаваться: перед Вуколом Пантелеичем — пас, хоть молоко на губах у него почти что не обсохло. Палата ума!

552


Полянский. Очень рад, Прохор Маркелыч, что вы так довольны вашим нареченным зятем. Но избавьте себя и его от напрасного беспокойства.

Востронюхов. Почему же знать, что напрасного, Арка­дий Тимофеевич?

Полянский. Как же не напрасного, когда я завтра уез­жаю? Не могу быть ничем полезен ни вам, ни ему. Вероятно, вы хотите, чтобы я доставил ему протекцию по службе? Мог бы, если б у меня оставалось время присмотреться к нему. Но рекомендо­вать человека, которого не узнал хорошо — это не в моих прави­лах.

Востронюхов. Это я понимаю, Аркадий Тимофеевич. И смею сказать, что не то было в моих мыслях. Когда такой че­ловек, как Вукол Пантелеич, поставлен на ноги, дана ему хоть маленькая должность, заботы о нем нечего иметь: сам пойдет, без протекции все приобретет своим собственным достоинством в глазах начальства.

Полянский. Верю.

Востронюхов. У меня в мыслях было другое, Аркадий Тимофеевич. Позволите ли сказать, как я понимаю и что было у меня в виду? Не будучи дураком, не могу не видеть, что вы чем- то озабочены или, как бы сказать, расстроены.

Полянский. Нисколько.

Востронюхов. Что я вижу, того не могу не видеть, Ар­кадий Тимофеевич, что понимаю, того не могу не понимать, чего не понимаю, о том и не скажу, что понимаю. Вижу, Аркадий Ти­мофеевич, вы чем-то расстроены; понимаю, что в этом и причина вашего отъезда, — как же не понимать? Ничего не говорили, не собирались, за квартиру заплатили до первого числа вперед, — и вдруг, уезжаете. Огорчены, неожиданное расстрой­ство. Как этого не видать? Но в чем ваше затруднение, того не понимаю и не хвалюсь, что понимаю. Вижу только, что вы не же­лаете говорить. Вижу, а разгадать не могу, тем меньше подать совет, пособить. А Вукол Пантелеич не моего ума человек, — по наружности ничего особенного, и бойкости по виду не имеет и не речист. Просто, тупой человек скажете. А пока вы это скажете, он уже насквозь вас понял, и дела ваши все и затруднения, хотя вы ни одним словом о том не заикались, и касаться того не хо­тели, — и не только он все понял, у него уж и соображено,: как устроить дело, — и одно слово, только одно слово он вам скажет, но одно это слово — золотое.

Полянский (слушавший с улыбкою). Так вот что! Вы хотите, чтобы ваш Вукол Пантелеич пособил мне!

Востронюхов. Как же не хотеть, Аркадий Тимофеевич? Прожили вы у меня больше года, и хотя мне известно, что и сам вы не миллионер какой-нибудь, но во всех расчетах со мною и по хозяйству вашему с моею супругою, не то чтобы нам иметь

553


неприятность, должны мы только всегда быть благодарными, — что ж бы я был за бесчувственный скот, если б не имел всего моего к вам расположения, и в чем мог, не желал бы служить всею моею душою, от полноты моего сердца?

Полянский. Благодарю за ваше доброе расположение ко мне, Прохор Маркелыч, но если б у меня и было, как вы пола­гаете, какое-нибудь затруднение или огорчение, ни вы, ни ваш нареченный зять, никто на свете не может пособить этому.

Востронюхов. Как знать, Аркадий Тимофеевич?

Полянский. Оставим этот разговор, Прохор Маркелыч. Если хотите оказать мне услугу, то распорядитесь, чтобы подали самовар, — другой услуги никакой не можете вы оказать мне.

Востронюхов. Как знать, Аркадий Тимофеевич? И в чем ваше затруднение такое, что никто и помочь в нем не может? Кроме денежных, какие же такие бывают затруднения? Хоть нам и видно было, что ни картами, ни француженками вы не зани­маетесь, но всякая ошибка может быть натуральна со стороны молодого человека — и проиграться, и дать вексель какой-нибудь, с вашего позволения, хитрой твари...

Полянский (с некоторым нетерпением). Я просил вас прекратить этот разговор.

Востронюхов. Рассердились, Аркадий Тимофеевич, вот и видно,что я угадал. Выдали вексель, не по своему состоянию, не отпирайтесь. Что же, быль молодцу не укор, Аркадий Тимо­феевич, это не кладет бесчестья на молодого человека.

Полянский (с досадою). Да с чего вы взяли выдумывать такой небывалый вздор? Никакого векселя никому я не давал, и никому не должен ни копейки.

Востронюхов. Нет, Аркадий Тимофеевич, это я вижу те­перь: вы отпираетесь потому, что не можете уплатить по век­селю. Так зачем же и уплачивать? Вы расскажите все откро­венно Вуколу Пантелеичу, и какое бы кляузное дело ни было, он найдет крючок, такой, что присудят вас освободить от взыска­ния, — даже вам же тот человек даст денег, чтобы самому не итти под суд.

Полянский. Вы начинаете сердить меня вашим вздор­ным приставаньем. Прошу вас, прикажите подать самовар.

Востронюхов. Аркадий Тимофеевич, мое искреннее рас­положение к вам не позволяет мне оставить... (На шорох платья входящей Кайдановой оглядывается и исчезает.)

ЯВЛЕНИЕ 2

Полянский, Наталья Богдановна.

Наталья Богдановна (входит быстро).

Полянский (отшатывается не веря глазам).

Наталья Богдановна. Я пришла к вам... сказать вам,

554


что люблю вас... Я пришла к тебе... отдаться тебе... чтобы ты не мог сомневаться в моей любви к тебе... безграничной... безгра­ничной... я обманывала тебя... (рыдания, постепенно доходящие до спазм) о, как я страдала, мой милый... о, как я буду страдать... мой милый, мой милый (ноги ее подкашиваются, Полянский под­хватывает ее на руки и сажает. Совершенно растерявшись ме­чется, не зная, как ухаживать за нею. Между тем в дверь вы­глядывает Востронюхов, убегает и через минуту входит с фла­коном.)

ЯВЛЕНИЕ 3

Те же, Востронюхов.

Востронюхов. Вукол Пантелеич говорит, что я могу войти, что по моему расположению к вам (между тем отдает флакон) это будет не в про дерзость перед вами, Аркадий Тимо­феевич, когда нужно подать помощь (между тем Полянский дает ей нюхать, целует ее руки. Она начинает оправляться. После не­которой паузы, видя что она пришла в сознание). Не извольте беспокоиться, сударыня, — этого никто из благородных людей не может поставить в предосуждение, потому что какая же дама или благородная девица может жить на свете, иначе, когда так всеми принято? А на счет меня будьте без сомнения: как бы нет у меня ни глаз, ни языка, и особенно при моем расположении к Арка­дию Тимофеевичу. Ну, слава богу, сударыня, теперь вы поправ­ляетесь, и больше я не нужен. Желаю, чтобы все было отныне счастливо для вас, как того достойны вы и Аркадий Тимофеевич, и как без сомнения и будет. А если что понадобится, Аркадий Тимофеевич, то потрудитесь кликнуть меня: я тут подле буду (уходит).

ЯВЛЕНИЕ 4

Полянский, Наталья Богдановна.

Полянский (целуя ее руки и обнимая ее колени). Милая моя... Милая моя... Мы уедем за границу, он будет бессилен ме­шать нашему счастью.

Наталья Богдановна (закрывает лицо руками, сла­бым, но решительным голосом). Нет, мой милый, я возвращусь к нему. Я сказала тебе, что я люблю тебя, — и не могла перене­сти мысли, что ты будешь презирать меня, я пришла сказать тебе, что я умела ценить твое сердце, что я люблю тебя, — но я должна возвратиться к нему... несчастная... несчастная...

Полянский. Нет, Наташа, ты не пожертвуешь нашим счастьем предрассудку, пустому мнению света. Ты не покинешь меня, я не пущу тебя.

Наталья Богдановна. Я возвращусь к нему. Я долж­на возвратиться к нему. И ты, мой милый, не будешь удержи­вать меня. Не по предрассудку, мой милый, не по боязни обще­

555


ственного мнения, — нет, мой милый. Твое сердце оправдает меня. Что было бы тогда со всеми моими?

Полянский. Помилуй, Наташа, твой отец предводитель в своем уезде, дает обеды, балы — я это знаю и если ты не пони­мала до сих пор, что твои родные вовсе не какие-нибудь нищие, для которых ты обязана жертвовать собою, — если они обма­нули тебя, отдавая за него, и продолжают обманывать, обирая, — если ты не понимала этого, то теперь я говорю тебе... (вбегает Праведнов, отталкивает его).

ЯВЛЕНИЕ V

Те же, Праведнов.

Праведнов (входя). Идет кто-то. Не муж ли сам? Сударь, если понадобится сказать: Матильда из модного магазина

(между тем, хватает и увлекает наполовину уносит на руках На­талью Богдановну в другую комнату, Полянский идет вслед).

ЯВЛЕНИЕ VI

Востронюхов, Кайданов, потом Полянский (выходящий из другой комнаты).

Востронюхов (входит задом, упираясь против Кайда- нова, отпихивая его и защищая свое лицо). Да нельзя же, сударь, так ломиться, когда вам говорят: занят с мамзелью. Да не из­вольте драться-то, сударь. Я сам не кто-нибудь: двадцать

лет состоял буфетчиком у самого Ивана Иваныча Излера (защи­щает несколько времени дверь). Да не слишком-то извольте так размахиваться: будете отвечать денежным бесчестьем (летит от удара, который удается Кайданову нанести ему, и в комнату вры­вается Кайданов, в это время возвращается из другой комнаты Полянский).

Пол янский (возвращаясь). Что за шум? Что за скотина так ломится? Ах, это вы, Логин Герасимович! Извините, пожа­луйста, никак не мог ожидать.

Кайданов. Кто у вас в той комнате?

Полянский. Кто у меня в той комнате? Вот вопрос! Бо­лее интимный, нежели деликатный.

Кайданов (наступая). Да, кто у вас там?

Полянский (принуждая его отступать). Да что вы, с ума сошли, добрейший Логин Герасимович? Опекун, что ли, вы над моей нравственностью? Какое вам дело, кто там у меня?

Кайданов. А такое дело, милостивый государь, что я муж.

Полянский. Ах, в самом деле! Ха; ха, ха! Ну, при­знаюсь, мне самому никак бы не вздумалось, что вам пришла в голову такая нелепость! Точно, надобно успокоить вас. Садитесь- ка (берет его за руку, а сам кричит к той комнате). Матильда,

556


душенька, иди сюда, пожалуйста, покажись ему, ― пусть видит, что ты не его жена, — ха, ха, ха! Ах, да, извини, это я по рас­сеянности, душенька: не требую от тебя невозможного и непри­личного — не теперь выходи, душенька, а когда будет можно с приличием: сейчас принесут тебе все, чего недостает. Про­хор Маркелыч, да чего же вы стоите, отец родной: бегите, ве­лите поскорее подать ей юбки и все, что там у вас отдано Ма­тильдой.

Востронюхов. Сию минуту, Аркадий Тимофеевич (уходит).

ЯВЛЕНИЕ 7

Полянский, Кайданов.

Полянский. В ожидании, прошу садиться, и объяснить мне, с какой стати вы сделали мне честь предположением, столь лестным для меня.

Кайданов (садясь). Да вы точно покажете мне ту де­вушку?

Полянский (наблюдающий, чтобы Кайданов не мог ускользнуть мимо его в ту комнату, садится, когда тот уселся). Я полагаю, что когда честный человек скажет что-нибудь, то спрашивать его, не обманывает ли он, ведет к прекращению пря­мого разговора и к переговорам через посредников о месте, вре­мени и прочих условиях.

Кайданов. Ну, ну, уж и дуэль! Погодите еще, я не знаю, у вас ли моя жена.

Полянский. Если вам не угодно верить моему слову, поез­жайте домой и ждите моего секунданта (берет шляпу Кайданова и подает ему, другою рукою указывая на дверь в переднюю, сам вставая). Прошу вас об этом одолжении.

Кайданов. Да полноте же, я верю вам.

Полянский. И в этом случае, моя просьба к вам остается прежняя: вы понимаете, разговор, прерванный вашим деликат­ным посещением, интереснее для меня, нежели ваша милая беседа (настойчиво подает ему шляпу).

Кайданов (отбиваясь от шляпы). Да полноте же горя­читься, пожалуйста, я... я... я хочу говорить с вами вовсе не в таком смысле, чтобы вы могли сердиться. Я... я... я хочу подей­ствовать на ваше благородство, на ваше чувство деликатности... великодушия... всего святого и прекрасного.

Полянский. Если во мне есть такие чувства, то они со­вершенно не применяются к вашему положению здесь. Гость, ко­торый остается в комнате против желания хозяина, рискует под­вергнуться выражению совершенно иных чувств.

Кайданов. Да послушайте же ради бога, когда я... когда я... хочу извиниться перед вами.

Полянский. Извиняйтесь только покороче.

557


Кайданов. Видите Ли, почему я подозревал: обедали вы с нами у Пафнутьевых, — едем оттуда с женою, — молчит, прие­хала домой, болит голова, — ушла к себе, — я слушаю у двери...

Пол янский. Прекрасное занятие.

Кайданов. Отец родной, да как же? Я муж.

Полянский. Муж и шпион — два разные звания.

Кайданов. Вот как вооружены вы против меня! Не от шпионства это, от супружеского беспокойства, от заботливо­сти, от любви. Слушаю, слышу: плачет. Устали у меня ноги стоять, ушел, спохватился через полчаса, — ее нет. Ну, греш­ный человек: и подумал на вас. Простите великодушно мою ошибку.

Полянский. Теперь ваше извинение кончено и ничто не может мешать вам исполнить (подает ему шляпу) мою просьбу (входит Востронюхов).

ЯВЛЕНИЕ 8

Те же, Востронюхов приходит, уходит и приходит.

Востронюхов (с юбкою в виде колокола на распростер­тых руках, идет к столу между Кайдановым и Полянским). Вот, совсем была еще мокрая по хвосту, — и отмыть как следует не успела жена, — извольте видеть (воздвигает юбку подолом выше стола под нос Полянского и Кайданова) и извольте сами пощу­пать, еще сырая; выгладить-то досуха нельзя такую мокрую, прямо из корыта, — сожжешь, говорит жена, а досуха не выгла­дишь, особенно второпях, и хвост-то грязноват остался, так-то скоро не отмоешь: под таким-то дождем бежавши, известно, как захлюстаешь — (к двери, в ту комнату) мамзель, прикрой­тесь одеяльцем, и не стыдно будет от моих стариковских глаз (идет к той комнате); жене-то самой некогда, мне отдала от­нести вам.

Кайданов. Ну, теперь, значит, ваша красавица может по­казаться мне.

Востронюхов (останавливаясь). Погодите, сударь: а со­рочка-то? А чулки-то? Торопится жена, а скоро ли выстираешь, когда так захлюстано? И высушить время надо. А с ботинками уже не знаем как и быть: разве сбегать в магазин (уходит в ту комнату).

Кайданов (с язвительностью Полянскому). Однакоже, ваша мамзель из магазина едва ли выйдет показаться мне. Впро­чем, я совершенно верю вашему честному слову, что это мамзель из модного магазина.

Полянский (вставая). Милостивый государь!

Кайданов (злобно передразнивая). Что, милостивый го­сударь? Штука-то теперь несомненная (встает, чтобы итти).

Полянский. Вы смеете...

Кайданов. Смею, милостивый государь (хочет итти).

558


Полянский (удерживая его). Извините: кто бы ни была женщина, доверившаяся честному человеку, он обязан убить мерзавца, который...

Востронюхов (у которого развязность прежде была не­сколько натянутая, возвращается из той комнаты с совершен­нейшим апломбом, и с искреннею насмешливостью). Сударь, су­дарь, не горячитесь, не из-за чего, сударь; когда вас так подмы­вает посмотреть на мамзель, нечего делать, принесу ей женино белье; и обуться ей от жены, — в момент увидите ее, выйдет сама. А теперь не извольте лезть: совсем закрылась одеялом, и с головою: как бы то ни было, сударь, все-таки девица, стыдно по- казаться-то постороннему в наряде как мать родила. Теперь юбку положил ей, — но все же слишком малое прикрытие на­готы. Погодите, сударь, минуточку, выйдет к вам в полной форме. Ха-ха-ха (уходя). Эх, вы, сударь, сударь! Горячитесь-то попу- стому! (Уходит в дверь передней.)

Кайданов (все вытаращивавший глаза). Да что же это? Значит я точно ошибался.

Полянский (пожимает плечами).

Кайданов. Подождем, когда так (идет сесть).

Полянский. Как жалка ваша роль, как смешна и подла.

Кайданов (помолчав). Но если так, я действительно дол­жен буду извиниться в том, что наделал.

Востронюхов (возвращается с женским бельем, идет к столу). Вот извольте, сударь, посмотреть сам, какая сорочка из какого полотна, стала ли бы хорошая мамзель, которая пони­мает... ай, ай! Господи! ай (оступается поднося белье к морде Кайданова, падает, задевая и Кайданова, роняя свечу, стол, бьется так, что гасит свечу, если не погасла сама падая, — ката­васия, мрак, стук и вопль,— Востронюхов и Кайданов корячатся по полу и стонут).

Господи, господи, ногу пере-

Востронюхов шиб! О-ой, о-ой! Спина!

Кайданов вместе Ой, убил! убил. Спина: спи­

ну расшиб. О-ой, о-ой!

(Между тем, — по темноте, перебегают Праведнов, увлекая На­талью Богдановну, из той комнаты в переднюю, из передней Гла- шенька в ту комнату) (разумеется, на время перебега была по­гашена свеча и в той комнате. Глаша, вбежав и затворив за со­бою дверь, снова зажигает там свечу).

Полянский (когда понимает, что все устроено, зажигает свечу, помогат Кайданову встать и сесть. Кайданов кряхтит и потирает спину).

Востронюхов (вставая, подбирая белье и опять поднося к морде Кайданова). Ох, ох — извольте смотреть какой холст,— и могла ли бы хорошая мамзель, которая понимает благородство и приличие, итти в такой рубашке к благородному человеку?

559


(с негодованием добродетели). То-то же, сударь, значит не об­манывал я вас, когда говорил, что мамзель должна была снять с себя все, — так было захлюстано, отдала моей жене подмыть, сама осталась как мать родила, и потому не могла выйти к вам. Сами рассудите, сударь, может ли хорошая девица и поступать иначе? — А вы требовали! Стыдитесь, сударь! И меня в обмане подозревали! (С крайним пафосом негодования). Стар я, сударь, чтобы обманывать! Помню, к чему мое дело приближается: пе­ред бога предстать, всеведущего судию! (с крайней назидатель­ностью) и вам, сударь, советовал бы о том не забывать, потому что и ваши лета такие (с достоинством идет в ту комнату и там говорит). Совестно мне подавать вам такую дерюгу, мамзель, все тело у вас обдерет, у вас тело должно быть нежное. Ну, да как быть, слышите как там расхрапелся старый-то чорт, прости, гос­поди, мое прегрешение. Надевайте поосторожнее, мамзель, может и не обдеретесь. (Возвращаясь качает головою на Кайданова и бормочет.) Это старик называется! Стыдно нам, старикам, та­кого человека видеть (уходит).

ЯВЛЕНИЕ 9

Полянский, Кайданов.

Кайданов (по временам все покряхтывая и потирая спину). Аркадий Тимофеевич, я право не знаю, как мне говорить с вами.

Полянский. Я и не прошу вас говорить со мною.

Кайданов. Но я имею необходимость переговорить с вами, как с благородным человеком.

Полянский (пожимает плечами). Матильда, да скоро ли ты оденешься? (Из той комнаты, Глаша.) Дайте время, нельзя же в одну минуту.

Кайданов. Конечно, Аркадий Тимофеевич, я теперь не могу не видеть, что ошибался и что у вас с моею женою не зашло еще так далеко.

Полянский (который теперь успокоился и потому терпе­лив). Вы гораздо лучше сделаете, если не будете говорить ни о себе, ни о вашей супруге, ни обо мне.

Кайданов. Нет, прошу вас, выслушайте.

Полянский (пожимает плечами).

Кайданов. Хотя совершенно признаюсь в моей ошибке при настоящем случае и тем успокаиваю себя, но когда оставил я жену с вами после обеда, то не мог не заметить, что вы неравно­душны к ней.

Полянский. Я неравнодушен к той, с которою говорил, когда вы вломились сюда.

Кайданов. Одно другому не мешает, Аркадий Тимо­феевич. Потому обращаюсь к вам, как благородный человек к

560


благородному, чтобы предотвратить гибель многих людей. Вам известно как многочисленно семейство, из которого я взял мою жену.

Полянский. Слышал.

Кайданов. Да что вы слышали? Значит, не в подробно­сти слышали, когда говорите так равнодушно. У отца три сестры, у матери две, — одна старая девушка, те четыре — вдовы, да те-ток прибавьте, тоже до трех набирается, — а у вдов дети, два­дцать две души набирается, все старые, хилые, да малые, беспо­мощные. Кроме собственного потомства, отца ее и матери, — все мал-мала-меньше эти-то, ее сестры и братья. Посудите же вы, как благородный человек, что со всеми этими людьми будет, — двадцать девять душ их, — что с ними будет, я вас спрашиваю? Сердце кровью обливается при одной мысли об этом!

Полянский. Я думаю, что вы сам понимаете, какой вздор говорите. Неужели вы хотите уверить меня, что посылаете им денег? Кому же неизвестно, сколько доброты в вашем харак­тере? Кроме того я знаю, что отец вашей супруги уездный пред­водитель, дает обеды и вечера, — если бы вы и не были такой человек, каким все знают вас, семейство вашей супруги не нужда­лось бы в вашей помощи.

Кайданов. Не нуждалось бы в моей помощи, говорите вы! А известно ли вам, что все эти люди живут...

ЯВЛЕНИЕ 11

Те же, Глашенька.

Глашенька (входит ухмыляясь и охорашиваясь). Ха-ха- ха, Аркадий Тимофеевич, мне стыдно; что они обо мне поду­мают?

Кайданов (любезно). Ничего я о вас не подумаю, потому что в этом состоит самое прекрасное занятие для всякой девицы (берет ее за руку, держит перед собою, потом сажает). Ничего я о вас не подумаю, кроме того, что вы душечка, розанчик, — о, да и в самом деле, какая вы красоточка! Дайте-ка мне полюбо­ваться вами.

Глашенька. Кхи, кхи. Мне стыдно, Аркадий Тимо­феевич.

Кайданов. Милашечка, душечка, розанчик, махровый ро­занчик! Да-с, Аркадий Тимофеевич, так о нашем деле (погляды­вая на Глашу). Вы говорите, нуждаются ли они в моей помощи, когда он дает обеды? Вы говорите: посылаю ли я им денег? Точно, не посылаю. А что вы скажете, когда...

Глашенька (чешет бок и старается достать почесать лопатку). Чешется.

Кайданов. А что вы скажете, когда узнаете, что они жи­вут на моих хлебах, что его именье — мое именье.

561


Полянский. Это как? Извините, слишком заговаривае­тесь. Именье отца вашей супруги — его именье, родовое его именье, это всем известно.

Кайданов. Это всем известно, не спорю. Но известно ли вам... (Кайданов становится все развязнее, видя, что Полянский тревожится и теряет бодрость).

Глашенька (еще энергичнее повторяя чесание). Свер­бит, — ах, как свербит! Все тело так и свербит!

Кайданов. А вот позвольте, моя милашечка, я помогу вам немножко. (Почесывает ее, сам продолжает.) Вы не приревнуете старика, Аркадий Тимофеевич?

Г лашенька. Кхи, кхи.

Кайданов. Так, да вот еще так (чешет ее) да вот еще так, милашечка, красоточка вы моя. — Возвращаясь к нашему разго­вору, Аркадий Тимофеевич. Вы говорите: его именье. И я согла­сен: его именье — его именье. Но известно ли вам, сколько стоит его именье? Пятьдесят тысяч, много шестьдесят, — семидесяти слепой дурак, и тот не даст; — с этим вы согласны?

Полянский. Слышал, что так.

Кайданов. А сколько долгов на этом именьи, изве­стно ли вам? Без процентов ровно девяносто две тысячи пятьсот...

Г лашенька (встает). Я уйду, Аркадий Тимофеевич, мне стыдно сидеть при них, — что они обо мне может быть думают! Да и больно свербит тело от этой рубашки. Я пойду к вашей хозяйке, там свою надену. Я вас там буду ждать, Аркадий Ти­мофеевич (с особенным выводом голоса, чтобы он не мог не понять, о ком она говорит) — слышите, Аркадий Тимофеевич. (Глашенька ушла.)

ЯВЛЕНИЕ 11

Полянский, Кайданов, потом Востронюхов.

Кайданов. Итак, возвращаясь к нашему разговору: именье стоит 50 тысяч, векселей слишком на 90 без процентов, а с процентами теперь будет сто двадцать с хвостиком, — как же вы полагаете, достоуважаемый Аркадий Тимофеевич, много ли останется на двадцать девять животов, если векселя будут по­даны ко взысканию? — Да, вы еще не знаете, в чьих руках векселя, — сказать вам? Ха, ха, ха!

Полянский (оправившийся от первого смущения). Да, хорошая спекуляция. Почем бы, например, вы могли скупить векселя человека, который надавал их на сумму вдвое больше своего состояния? — верно выданы за карточным столом, взять копеек по 10 за рубль, и то, я думаю, было выгодно их владель­цам.

Кайданов. Почем бы ни купил, но уплаты мне следует 120 тысяч.

562


Полянский. Выгодная спекуляция. За девять тысяч или меньше, приобрели право взять именье в пятьдесят тысяч, — и кроме того, получили жену такую красавицу, такую благород­ную женщину! Для спасения семейства, итти за такого человека! Благодарю вас за то, что научили меня, какое беспредельное уважение — благоговение должен я иметь к сердцу Натальи Богдановны.

Кайданов. Уважать ее сердце, — уважайте и благого­вейте, добрейший Аркадий Тимофеевич, сколько вашей душе угодно, от этого мне ни тепло, ни холодно, — ха, ха, ха! Но если вы честный человек, то надеюсь, перестанете ухаживать за нею. Понимаете: я терплю ее отцу, пока она держит себя хорошо, — как поскользнулась, — чего поскользнулась! — только чуть за­артачилась против мужа — мое дело чистое: когда со мною поступают не в угоду мне, то и я не обязан благодетельство­вать — ха, ха, ха! Или будете уговаривать ее, чтобы пренебре­гала родными? — В том мой расчет: уже были такие случаи. Начнет, бывало, немного дурить, скажешь молодцу, штука-то вот в чем; — он станет толковать ей: плюнь на родных, пусть дохнут, она и ка попятный.

Полянский (встает).

Кайданов (удерживая его). Постойте, мы не догово­рили: ну-с, так как же вы намерены поступать,— слово благо­родного человека? Будете хлопотать, чтобы вся эта орда оста­лась без хлеба?

Полянский. Как я буду поступать, вы узнаете очень скоро.

Кайданов. Значит, волочиться? Кто ж разоритель, ду­шегубец тридцати человек?

Полянский. Во-первых отец вашей супруги, во-вто­рых — вы. Но извините, вы слышали, Матильда ждет меня.

Кайданов (хохочет). Ладно, ладно! Теперь жена моя будет знать, какими глазами смотреть на вас! Для пошлого волокитства, вам не жаль губить 30 человек! Хорош обожа­тель! Можно полагаться на искренность и честность такого че­ловека!

Полянский. Ваша супруга должна понять, что отец и мать, которые продают дочь, — и родные, которые смотрят и допускают совершать такую продажу, не стоят того, чтобы жертвовать собою.

Кайданов. Ладно, ладно! (Хохочет.) Толкуйте ей это, прошу вас. Такие-то случаи уже были, — а то разве, думаете вы, такая женщина могла не иметь до сих пор поклонников? Были, государь мой любезнейший, были, — но на этом-то пункте все и шлепались. Как начнет прихвостник внушать ей: «по­жертвуй для себя родными» — она и видит, что подлец, — ха, ха, ха!

563


Полянский. Не знаю кого и что в ком видела она прежде, а что будет видеть — посмотрим. До свиданья. (Встает. Громко.) Прохор Маркелыч! (Входит Востронюхов.) Я думаю, Прохор Маркелыч, что этому господину, для полнейшей уверен­ности, не мешает осмотреть ту комнату, не осталась ли там где спрятана его жена. Мне некогда, ждет Матильда. Потрудитесь вы, Прохор Маркелыч, показать ему ту комнату, — да при­сматривайте хорошенько за его руками: там есть вещи довольно ценные (идет).

Кайданов (подступая к нему). Как, милостивый госу­дарь, вы называете меня вором?

Полянский (отталкивая его). От шпионства до воров­ства недалеко (уходит).

ЯВЛЕНИЕ 12

Кайданов, Востронюхов.

Кайданов (бросаясь на стул). Разбойник! Испытать та­кое унижение!

Востронюхов (доброжелательно и утешительно). Что же, сударь, это еще велико ли унижение. Пустяки, сударь; такие ли бывают унижения! Ей-богу, еще совершенно попустому огор­чаетесь. А вы бы в самом деле осмотрели ту комнату, — мало ли что можете думать? Можете сомневаться, нет ли там другой двери, так для большего успокоения, загляните.

Кайданов (встает). В самом деле! Или не найду ли там какой вещички ее, если когда, хоть и не теперь, была здесь. Да и тут надо посмотреть получше (осматривает везде по углам и под стульями, потом идет в другую комнату).

ЯВЛЕНИЕ 13

Востронюхов, Праведнов.

Праведнов (входя). Папенька, мне еще вот какая мысль пришла (шепчет).

Востронюхов. Страшно, сынок. А как попадешь ему в переделку?

Праведнов. Не бойтесь ничего, папенька, поверьте.

Востронюхов. Так ничего?

Праведнов. Будьте спокоен, папенька.

Востронюхов. Хорошее дело, сынок. Себе услужишь и перед богом заслуга. Что беззаконию-то потворствовать? Сердце возмущается (серьезно).

Праведнов. Так, папенька (тоже).

Востронюхов. Так, сынок: свою выгоду мы должны соблюдать, но чтобы при этом совесть была чиста.

Праведнов. Это главное, папенька (исчезает).

564


ЯВЛЕНИЕ 14

Востронюхов один, через минуту Кайданов.

Востронюхов. Что, сударь, нет другой двери? Не могла бы ваша супруга уйти.

Кайданов. Да, теперь я спокоен.

Востронюхов. Значит, не обманули мы вас? Не была здесь ваша супруга?

Кайданов. Не была.

Востронюхов (разражаясь хохотом). Была, сударь.

Кайданов (хлопает глазами). Что ты врешь?

Востронюхов. Была, сударь, здесь, когда вы взошли, а то что бы мне вас в дверях-то держать?

Кайданов. Да врешь, куда ж она спряталась?

Востронюхов. Да некуда было, кроме той комнаты, сами видите, там и сидела, пока я вас уронил, погасивши свечку- то, ха, ха, ха! в темноте-то дело-то и обработалось: подменилась на ее место другая, чтобы было кого вам красоткою назвать, — ха, ха, ха! — и по справедливости называли: девушка точно,

очень из себя недурна (хохочет).

Кайданов (стоит остолбенелый, бросается с кулаками). Ах ты мошенник (Востронюхов отпрыгивает в сторону, Кайда­нов теряет равновесие с разбегу и чуть не падает).

Востронюхов. Полноте, сударь, сердиться, когда позд­но. Только смех делаете. А мошенником себя называть я не позволю вам, сударь: не за что. Я делаю все, как совесть велит. Кому служу, то и служу, — верно служу. Не луч­ше ли было бы, сударь, вам ко мне обратиться с просьбою, чтобы я взялся вам услужить? Видели, что умею. А есть, в чем услужить. Не угодно ли вам достать письма от вашей супруги к моему жильцу? Я могу показать вам, где они у него лежат.

Кайданов. Где?

Востронюхов. Какая награда будет?

Кайданов. Двадцать пять рублей.

Востронюхов. Маловато, сударь.

Кайданов. Пятьдесят.

Востронюхов. Маловато, сударь. Сто.

Кайданов. Семьдесят пять.

Востронюхов. Будь по-вашему, сударь. (Кайданов дает, он берет.) Запереть дверь-то на всякий случай (запирает. Подводит Кайданова к столу или чему-нибудь такому, лишь бы вещь была с замком. Подводя к этой вещи Востронюхов гово­рит). Вот здесь, сударь, в маленькой шкатулочке. (Берут нож, ломают замок. Востронюхов говорит, указывая.) Вот это; бе­рите, здесь.

565


Кайданов (берет в руки, или, если маленькая вещичка, подмышку, идет, в этот миг двери из передней с треском раз­летаются, — входит Праведнов, за ним двое или трое свидетелей и Глашенъка).

ЯВЛЕНИЕ 15

Те же, Праведное, Глашенька, свидетели.

Полянский. Господа, чем изволите заниматься? (к сви­детелям). Видите. Отбирайте у этого молодца. (Свидетели берут вещь из рук оторопевшего Кайданова.) Видите, замок у стола (или «той большой шкатулки») изломан, — это оттуда вынуто (свидетели идут к разломанному и осматривают).

Праведнов (к Глашеньке). Благодарим, милая, что до­несла о подозрительном человеке (к Востронюхову и Кайданову). Воровство со взломом; выгодная работа, только законом не поощряется. Пойманы на деле. Запираться поздно. За несозна- ние в преступлении наказание увеличивается. Признавайтесь, мошенники. (К Востронюхову.) Ну, ты что скажешь, подлец?

Востронюхов (падая на колени). Виноват!

Праведнов (к Кайданову). А ты?

Кайданов. Что ж это? Разбой?

Праведнов. Ты еще ругаешься, мерзавец? (К свидете­лям.) Вы слышите? (К Кайданову.) За это тебя побольше по­благодарят в суде. (К свидетелям.) Где у вас веревки-то? (Сви­детели приносят веревку, вяжут Востронюхова и Кайданова. Праведнов, указывая на Востронюхова, свидетелям.) Этого бе­рите вы, а этого повезу я сам. Пойдем, милый человек (уводят профессионально).

Минуту, сцена пуста. Потом Праведнов вводит опять в комнату связан­ного Кайданова.

Праведнов. Назад хочешь? Вот, привел. Что скажешь?

Кайданов. Но это предательство, подлость.

Праведнов. А! Молчать, подлец (замахивается).

Кайданов. Это обнаружится.

Праведнов. Твое воровство со взломом? Уже обнару­жено, братец. Иди, нечего толковать с тобой (ведет).

Кайданов. Что ты возьмешь, чтобы освободить меня?

Праведнов (молчит).

Кайданов. Тысячу рублей дам.

Праведнов. Десять, и векселя на отца твоей жены.

Кайданов. С ума ты сошел?

Праведнов (молча ведет его).

Кайданов. Да постой. Сколько же?

Праведнов (молчит).

Кай дан о в. Сколько же?

Праведнов. Сказано.

566


Кайданов. Да что ты в самом деле? Столько заплатить за твое мошенниче...

Праведнов. Смеешь, подлец? (Замахивается.) (Молча­ние.)

Кайданов. Это разъяснится.

Праведнов. Дело ясное. Сам царь не спасет тебя от ка­торги.

Кайданов. Сколько же? (Молчание.)

Праведнов. Свинья ты, больше ничего (уводит его).

Кайданов (уводимый). Ну, послушай: я согласен дать тебе...

За сценою голос Праведнова: «свинья, и говорить с тобою не хочу».

ЯВЛЕНИЕ 16

Глаша одна, потом Полянский и Наталья Богдановна.

Глаша (входит. Прибирает разломанное, так чтобы не было заметно, что разломано, уходит и возвращается с Полян­ским и Натальей Богдановной). Ничего не знаю-с, а только вижу, что он уехал.

Полянский. Но мне кажется, тут был какой-то шум.

Глаша. Не знаю-с, не заметила (уходит).

ЯВЛЕНИЕ 17

Наталья Богдановна, Полянский.

Наталья Богдановна (грустно улыбаясь). Видишь, мой друг, у меня нет недостатка в смелости (целует его).

Занавес падает на минуту.

Сцена вторая (то есть третья)

Полянский, Наталья Богдановна (идет вон).

Полянский. Наташенька, неужели твоя безрассудная мысль возвратилась?

Наталья Бо гдановна. Эта мысль не покидала меня, мой друг.

(На этом рукопись, обрывается.)