Том II. Полное собрание сочинений в 15 томах

О сродстве языка славянского с санскритским. Составил А. Гильфердинг. Спб. 1853,

Об отношении языка славянского к языкам родственным.

Исследование А. Гильфердинга. Москва. 1853 ¹

Первое из поименованных здесь сочинений г. Гильфердинга в первый раз напечатано в «Прибавлениях» к «Известиям Вто­рого Отделения Академии Наук» и потом издано отдельной кни­гой; второе есть не что иное, как продолжение первого, и заклю­чает в себе выводы об отношении языка славянского к языкам родственным.

С тех пор, как языкознание, освободясь от практических це­лей, сделалось самостоятельной наукой, в сравнительно-историче­ской части этой науки был большой пробел: не было основательно исследовано отношение языка славянского к санскритскому и к другим родственным языкам, т. е, к языкам индо-европейской от­расли. Это произошло оттого, что сравнительно-историческое язы­кознание было разработываемо преимущественно немецкими пи­сателями, мало знакомыми с языком славянским. Дополнить та­кой важный недостаток есть обязанность славянских и преимуще­ственно русских ученых. Отношение славянского языка к сан­скритскому и другим родственным языкам интересно не только для русской, во и для европейской науки. На таком-то видном по­прище является с своими исследованиями г. Гильфердинг. Уже за одну мысль приняться за эти исследования должна быть ему благодарна наука. И г. Гильфердинг выполнил эту мысль хотя да­леко не вполне, что и невозможно с первого раза, но с добросо­вестным трудолюбием и знанием дела.

В первом сочинении своем г. Гильфердинг сравнивает звуки и их соединения в языке санскритском со звуками и их соедине­ниями в языке славянском.

Санскритский язык имеет только три простых гласных: а, и, у. С течением времени из гласной а выделяются два новых звука е и о, из которых первый образует как бы переход от а к и, вто­рой — от а к у. В противоположность другим языкам европейским (кроме готского и литовского), давшим перевес новым гласным е и о над древними а, и, у, славяне в значительном большинстве случаев удержали звуки первобытные: можно принять, что на два славянских корня, сохранивших древние гласные, приходится один, в котором они перешли в е или о. Мы заметим здесь, с своей стороны, что для определения количественного отношения гласных

412
звуков между двумя языками должно принимать в расчет не одни корни, но весь состав слов: тогда результат может получиться со­вершенно другой. Одни соединительные гласные о и е в славян­ском языке составляют значительное количество. С другой сто­роны, скажем в защиту г. Гильфердинга, что для определения ближайшего родства между языками корня, как наименее изме­няемые части слов, важнее прочих частей: наибольшее изменение корней означает наибольшее удаление одного языка от другого. Кроме общего всем языкам индо-европейским перехода в е и о, гласный звук а в славянском подвергся еще другому изменению: его стали произносить короче и неопределеннее, стали его, так сказать, скрадывать, и таким образом произошли два новые звука, означаемые в кирилловской азбуке начертаниями ъ и ь. Следуя той формации, которая произвела гласный звук е, т. е. приближаясь к и, коренное а перешло в ь, следуя формации, произведшей гласный звук о, т. е. приближаясь к у, оно изменилось в ъ. На конце слов скрадывание гласного звука, т. е. обращение а в ъ и ъ, и в ь, у в ъ, составляет орга­ническое, постоянное свойство языка славянского и в граммати­ческом построении отличает его от всех прочих языков индо­европейских; но корни, в которых находятся ь и ъ, не составляют и сотой доли всего лексического запаса языка славянского и имеют характер не господствующего закона, а исключения. Зато не исключением, а общим законом славянской фонетики является употребление ъ — ра ь — ря при р и л. Господство звуков ръ и лъ (или, по выражению некоторых грамматиков, р и л гласных) со­ставляет одно из замечательнейших свойств языка славянского. Ни в одном из языков европейских нет подобного явления; но оно вполне развито в языке санскритском, в котором так называемый v-гласный точь-в-точь соответствует славянскому ръ и лъ (звуки рилв смысле этимологическом совершенно тождественны). Сла­вянский язык вернее санскритского сохранил коренное р. Это объясняется тем, что во время, от которого дошли до нас пись­менные памятники, последний начал уже кое-где подвергаться порче. Однако эта порча, несмотря на то, что развилась в языке санскритском преимущественно во время позднейшее, без сомне­ния, началась в доисторическую эпоху, когда славянское племя еще не отделялось от индейского; потому подле форм, сохранив­ших коренное р, существуют и у славян такие, которые его поте­ряли и сходствуют с санскритскими. Сверх того, сравнивая сла­вянский язык с санскритским, вследствие подвижности гласных звуков, мы находим в нем довольно часто переход а в и, а в у, у в и и обратно. Присовокуплением а (короткого) и а (долгого) к гласным i, î, u, û для усиления их в санскритском языке образуются двоегласные ai, aî, аu, аû. Этим четырем санскритским двое-гласным в славянском языке соответствуют два звука: ь, засту­пающее санскритское ê (ai) и aî, и ы, заступающее ô (au) и aû.

413

ђ есть усиление коренного i приставкою гласного звука а, кото­рый слился с ним в один звук; ы таким же путем образовалось из и. Переход от гласных к согласным составляют звуки j и v, бу­дучи только видоизменением гласных i и и. В славянском языке эти звуки, особливо первый, имеют весьма важное значение. Сла­вянские наречия, преимущественно же новейшие, не терпят глас­ных в начале слов; потому они либо смягчают их (т. е. соединяют их с j), либо приставляют к ним букву о. Закон смягчения и стремление осуществить его присутствовали одинаково в языках санскритском, литовском и славянском, но в действительности смягчение проявилось в них уже после их обособления и не в рав­ной силе: язык санскритский представляет его в зародыше, но в историческом ходе, произведшем из него пракритское наречие, он развил первую степень смягчения, которой подверглись согласные д и т; язык литовский стоит наравне с пракритским; но в исто­рическом ходе образовавшем латышский язык, явилось в нем смягчение звуков гортанных и шипящих, а звуки д и т подчини-лись смягчению вторичному; наконец, славянский язык, в кото­ром имеют место все означенные явления, развил и третью сте­пень, овладевшую звуком р (смягчающимся в рж, ш) и губными согласными (смягчающимися приставкой л). Весьма замечате­лен — прибавляет г. Гильфердинг — этот параллельный ход смяг­чения у индейцев, литовцев и славян: так как ничего подобного нет в прочих языках индо-европейских, то нельзя не признать, что в речи этих трех племен есть какое-то общее звуковое устрой­ство. Мы думаем, с своей стороны, что прежде чем делать такое решительное заключение, г. Гильфердингу надобно было исследо­вать, нет ли подобного явления и в других языках индо-европей­ских. В греческом языке подобное смягчение составляет так назы­ваемый зетацизм. Смягчение замечаем в средневековой латыни, именно zabolus вместо diabolus. В историческом развитии итальян­ских наречий из языка латинского видим постоянное увеличение смягчения. Зендский язык часто представляет смягчение там, где оно есть в славянском и латышском, но где его нет ни в санскрит­ском, ни в греческом, ни в латинском: именно, санскритская hima, греческое χειυώγ, латинское hiems, славянское зима, литов­ское ziema, зендское zjas; санскритское bhumi; латинское humus, славянское земь, земля, латышское zieme, зендское zem; санскритское aham, греческое έγα, латинское ego, славянское азъ, литовское isz, латышское es, зендское azem. Касательно этого предмета мы отсылаем наших читателей к двум со­чинениям: рассуждению г. Каткова «Об элементах и фор­мах славяно-русского языка» и к рассуждению г. Новикова «О важнейших особенностях лужицких наречий»². Вообще, г. Гиль­фердинг не любит ссылаться на сочинения других ученых. Между тем, мы думаем, что ему никак нельзя было обойти превосходного сочинения г. Каткова. Да и вообще, прежде чем решать данный

414

вопрос науки, должно показать, на какой степени развития нахо­дится решение его в настоящее время. По поводу носовых звуков, соответствующих в славянском и литовском языках санскритской анусварњ, которая употребляется в корнях перед шипящими согла­сными, и придыханием h и кроме того по общепринятому правопи­санию и произношению заменяет п и т перед всеми другими соглас­ными на конце слов, г. Гильфердинг делает такое же заключение о ближайшем родстве языков санскритского, литовского и славян­ского. Но носовые звуки мы замечаем также в языках греческом, латинском и в итальянских наречиях. Там носовые звуки являются и выпадают — точно такое же явление, как и в языке славян­ском. Например, греческое λαβετυ, латинское cosol, consul, санскритское abhi, греческий αμφϊ, латинское ambo, сан­скритское masa, латинское mensis. Если в славянском языке носовой звук имеет одно начертание с предыдущим гласным зву­ком, а в греческом и латинском он изображается особенной буквой, то здесь различие только в начертании, в букве, а не в звуке. То же заключение выводит г. Гильфердинг из сравнения шипя­щих звуков и из перехода звуков к и g, ч и ж (дж) в языках сан­скритском и славянском. Санскритский язык имеет три шипящих согласных: ç, ш, с. Звук ç не имеет аналогии ни в одном из язы­ков европейских. По своему происхождению, он есть видоизмене­ние древнего к, которое и соответствует ему постоянно в языке греческом, латинском и кельтском; германские наречия заменяют ç звуками, образовавшимися из к, вследствие известных фонети­ческих законов. У славян же и литовцев находим, что в одной по­ловине слов ç, как в прочих языках европейских, заменяется гор­танным к (или ц, ч, видоизменениями к), в другой шипящими с, ш. Это показывает, что развитие звука ç из первобытного к началось, когда уже обособились от общего индо-европейского корня племена кельтское, греческое и германское, но когда славяне и литовцы еще жили вместе с предками индей­цев; но это развитие продолжалось и после того, как славяне и литовцы выделились из семьи, так что они унесли с собою много слов с коренным к, в которых потом язык санскритский заменил его звуком ç. Подобным образом — говорит г. Гильфердинг — следует, кажется, предпо­ложить, что звуки ч и дж в санскритском языке стали появляться вместо к и g в эпоху, последовавшую за отделением племен гре­ческого, латинского, кельтского и германского, однако, еще в то время, когда литовцы и славяне не начинали самобытной жизни, но что образование их не кончилось при обособлении этих послед­них, почему славянский язык и удержал нередко к и г там, где санскритский потом превратил их в ч и дж. Далее г. Гильфер­динг сравнивает прочие согласные звуки и соединения звуков в языках санскритском и славянском и заключает следующими выводами: 1) что в славянском языке находится более, нежели в

415

прочих языках европейских, корней и слов, родственных с сан­скритскими; 2) что все славянские наречия сохранили в одина­ковой мере древние слова, восходящие до эпохи первобытного единства семьи индо-европейской; 3) что язык славянский, взя­тый в целости, не отличается от санскритского никаким постоян­ным, органическим изменением звуков, равно как и язык литов­ский, тогда как все прочие индо-европейские языки подчинились разным звуковым законам, которые исключительно свойственны каждому из них в отдельности; 4) что ближайшее родство языков санскритского, литовского и славянского еще яснее доказывается тем, что в них равномерно развиты многие звуки, чуждые про­чим ветвям индо-европейского племени, каковы в особенности: носовые звуки ç, заменяющее коренное к (санскритское ç), ч и ж (дж), и наконец р — гласный (славянский ръ): 5) что смягчение согласных составляет также одно из тех свойств, которые связы­вают теснейшим родством славянский язык с литовским и сан­скритским и отделяют от них соплеменные ветви.

Второе сочинение г. Гильфердинга есть не что иное, как по­вторение тех же самых выводов, основанных на сравнении звуков, с прибавлением некоторых, впрочем, весьма немногих, форм грам­матических. Упомянув вкратце об известнейших трудах по части сравнительно-исторического языкознания и сделав различие между постоянными, или органическими, и случайными измене­ниями звуков, г. Гильфердинг перебирает все языки индо-евро­пейские: зендский, греческий, албанский, латинский, осский, умбрийский, германский, кельтский, обозначая, какие произошли в них органические видоизменения в звуках. Затем г. Гильфер-динг приводит уже знакомые нам пять главных звуковых зако­нов, которыми славянский и литовский языки связываются с сан­скритским и отделяются от прочих языков родственных, т. е. 1) р — гласный (славянский ръ, лъ); 2) носовые звуки (сан­скритский анусвара); 3) с, заменяющее коренное к (санскрит­ский ç); 4) переход к и g в ч и ж; 5) смягчение. Затем приво­дятся образцы сближения корней и слов славянских и литовских с санскритскими. Г. Гильфердинг заключает свое сочинение срав­нением некоторых форм в склонении имен существительных и в спряжении глаголов в языках славянских и санскритских; но это сравнение так неполно, так отрывочно, что из него невозможно получить никакого понятия об отношении славянскою языка к языкам родственным касательно грамматического состава. Между прочим, г. Гильфердинг исчисляет совершенно догматически и без всякого основания логические формы глагола, определяемые временем (времена), отношениями действия к лицу, которое его производит либо ему подвергается, или к другому действию (на­клонения и залоги), количеством и, наконец, качеством действия (виды). Здесь г. Гильфердинг обнаруживает незнакомство даже с Беккером. Он поставил времена и наклонения под разные кате­

416
гории, между тем как они вместе с лицами, которые г. Гильфер­динг совершенно опустил из виду, показывают отношение ска­зуемого к лицу говорящему и составляют формы вообще сказуемого, а не глагола только; наклонения же и залоги поста­вил в одну категорию, между тем как залоги и виды — собственно глагольные формы: залоги показывают отношение действия к предметам (относительное свойство действия), а виды — внутрен­нее, безотносительное свойство действия самого по себе. Г. Гиль-фердинг говорит, что виды в славянском языке выражают кате­горию качества: неужели и кратность действия есть качество, а не количество?

Мы проследили вкратце содержание обоих сочинений г. Гиль-фердинга, сделав некоторые частные замечания. Скажем теперь наше мнение об основной мысли обоих сочинений и о достоинстве каждого из этих сочинений в отдельности.

Г. Гильфердинг усиливается сблизить славянский и литовский языки с санскритским и составить из них одну — восточную — ветвь языков индо-европейских, в противоположность другой — западной — ветви той же отрасли. Что славяне и литовцы после вышли из своей азиатской прародины, нежели прочие народы Европы, в этом, кажется, нет сомнения. К филологическим дока­зательствам г. Гильфердинга, впрочем, далеко не вполне убеди­тельным, мы прибавим еще доказательство историко-географи­ческое. Все европейские народы пришли в Европу через Кавказские ворота; славяне и литовцы живут на востоке Европы: следовательно, они пришли в нее после всех. Итак, если, вслед­ствие позднейшего прихода в Европу, славяне и литовцы в языке своем сохранили более сходства с языком санскритским, удержав и такие звуки, которые развились в языке санскритском уже после отделения от индейского племени других европейских народов, то это только доказывает, что они дольше жили в своей азиатской прародине, — и больше ничего. Но г. Гильфердинг выводит дру­гое, гораздо отдаленнейшее заключение:

«Соплеменные языки западные, получившие прежде самосто­ятельную жизнь, вынесли из древнего единства стихии менее оп­ределенные и оттого поддались так легко, уже на своей почве, каждый совершенно особенным склонностям. Все эти языки давно исчезли и оставили по себе вторичные наречия, тогда как на во­стоке еще живут и процветают два великие языка первичного об­разования — славянский и литовский: уж не проистекла ли смерть первых от того, что они рано начали жить сами по себе и, отделившись прежде полного развития, должны были многое вы­работать собственными силами и тем скоро истощились? А долго­вечность языков литовского и славянского, не совпадает ли она с их поздним обособлением и богатством вынесенного из Азии звукового наследства, которого восполнять им не было нужды? И, наконец, этот различный характер индо-европейской речи в

25 Н. Г. Чернышевский, т. II

417
западной Европе и в восточной не соответствует ли историческому характеру двух великих половин Европы? На той же стороне, где находим раннее обособление языка и господство частных звуко­вых законов, мы видим и преобладание личности над общиною, и скорейшее развитие, которому помогло это преобладание лич­ности; а на другой стороне позднее отделение языка славянского и его верность звукам, вынесенным из доисторической родины, из Азии, не согласно ли с медленнейшим ходом славянского пле­мени, в котором менее высказывалась личность, но крепче храни­лось общественное начало?»

Итак, развитие романских языков из латинского произошло оттого, что латинский язык отделился от санскритского прежде полного развития и скоро истощился! Г. Гильфердинг говорит о славянском языке, как о языке первичного образования. Но мы не знаем такого языка; мы знаем только славянские наречия: пер­вичный же славянский язык, из которого они произошли, нам не­известен. Следовательно, различие здесь только в том, что язык, от которого произошли, например, романские наречия, оставил по себе богатую литературу, а первоначальный славянский язык, от которого произошли славянские наречия, не оставил по себе ни­каких памятников. Г. Гильфердинг говорит, что «Славяне обра­тили творческую силу языка своего не на вещественную его сто­рону, не на звуки, которые остались у них как были, а на выра­жение мысли, на внутреннее определение глагола, самой живой и духовной стихии нашего слова». Итак, звуковое изменение языка соответствует развитию личности, а изменение глагола — кре­пости общественного начала! Вот до каких несообразностей до­водят и людей, добросовестно трудящихся для науки, задние мысли.

Первое сочинение г. Гильфердинга есть труд дельный и добро­совестный. Сочинение это не докончено и далеко еще не докон­чено. Если же его почитать конченным, то должно переменить его заглавие, обозначив его, как сравнение звуков в языках санскрит­ском и славянском. Сравнение полного грамматического состава этих языков еще ожидает трудолюбивых делателей. Второе сочи­нение есть только извлечение из первого и еще менее соответ­ствует своему заглавию. Если г. Гильфердинг и хотел здесь изло­жить результаты, добытые им в первом исследовании, то он должен бы был ограничиться показанием отношения славянского языка к санскритскому касательно звуков. Г. Гильфердинг изме­нил своему собственному намерению сравнивать первоначально славянский язык с каждым из других индо-европейских языков в отдельности и слишком рано взял на себя слишком трудную задачу. Гораздо лучше, если б второе сочинение его было не извлечением из первого, а продолжением его.

Несмотря на все это, труды г. Гильфердинга как сами по себе чрезвычайно замечательны и, конечно, обратят на себя внимание

418